Доктрина: Смута в Московии (СИ) - Страница 26

— Последние три месяца Платон Александрович чувствует себя значительно лучше прежнего, — пробубнил Добржанский, — даже лично участвовал в дебатах.

— О! Это подвиг! — рассмеялся экс-президент.

— Александр Николаевич нашел, кажется, того, кто смог ему помочь, — продолжил Анджей Мехметович не обращая внимания на остроты Стоцкого.

— Кто же это? — поинтересовался Мансур.

— Ирийслав, целитель из Беловодия.

— Смотри каков... целитель! — Малик покосился в сторону Сергея Сергеевича. Тот усмехнулся.

— Всё это выглядит как дурное представление в цирке! — заметил экс-президент. — Очередной жулик, наверное... Он, кстати, у вас плату не «Единорогом» берёт?

— Хрен с Ирийславом! — вставил Малик, — Ты мне скажи, Анджей... Что Александр Николаевич... с Кайгородовым или против... него! Потому, что если... если узнаю, что Сашка знал, о том... что препарат бодяжат... я клянусь...

— Успокойтесь, господин Малик. Кстати, Александр Николаевич на связи! — глядя на экс-президента, произнёс Добржанский.

— Ну, давайте сейчас и переговорим, что тянуть! — ответил Сергей Сергеевич.

Голографический проектор вывел на середину комнаты объёмное изображение Александра Шереметьева. Он был одет в изрядно перепачканный домашний костюм, волосы на голове были всклокочены.

— Здрасьте, здрасьте, — буркнул он.

— Здравствуйте, господин Шереметьев! Позвольте представиться, я новый полномочный представитель МИТАД в Евразийском союзе, России и Западной Сибири, Мансур Джакометти.

Шереметьев утвердительно покачал головой.

— Знаете... Мансур, а ваш предшественник был... настоящий идиот! Столько денег с меня содрал. И нет же, чтобы поделиться с кем надо в Стамбуле, они там у вас жрут в одну харю.

— Простите? Они, это кто? — уточнил Джакометти, размышляя о том, какие психоактивные вещества принял Шереметьев-старший накануне разговора.

— Ну как! Сопори и... это уродец мелкий с длинным именем. Как его? Нуреддин что ли?

— И что они? — полномочный представитель почесал шею.

— А что они? Ибрагимова, дай Бог, повесят, а эти двое будут на зарплате сидеть до конца своих дней! — взгляд Шереметьева был мутным, он смотрел куда-то вдаль. — Даже не знаю, что из этого хуже? Быть повешенным или жить на зарплату?

— Господин Шереметьев, — Джакометти сложил пальцы «домиком» напротив груди, пытаясь направить разговор в конструктивное русло.

— Поймите же, у меня сын болен, а вы тут со своей политикой лезете! — закричал Александр Николаевич.

— Это бесполезно, — шепнул Стоцкий, — он пьян!

— Мы можем попытаться вам помочь, — всё же попытался полномочный представитель.

— Не сметь!!! — Шереметьев чуть не подскочил в кресле, его голос сорвался на фальцет. — Не смейте прикасаться к моему сыну! Вы изобрели эту дрянь, на которую подсел Платон, и продолжаете цинично наживаться на жизнях невинных людей! А эти двое! — он показал пальцем на Стоцкого и Малика, — вы соучастники этого преступления! Что? Вам денег мало?

— Денег много не... бывает! — рявкнул «Добрый». — Шереметьев, вы, что,... пьяны?!

Александр Николаевич замолчал.

— Не волнуйся, Сашка, помрет твой сынуля через год или через два! — сказал экс-президент с нескрываемой злобой, — Такое же говно вырос, как и ты!

— Знаешь, Сергей Сергеевич, в чем твоя проблема? — на удивление спокойно ответил Шереметьев, — тебе всегда было наплевать на окружающих! Для тебя все — говно, кроме тебя самого, ну и, может быть, его! — Александр Николаевич показал на Малика, который, не теряя времени, ковырялся в очередной вазе с салатом.

— Извини, дорогой, наверное, я тебе мало платил? Наверное, я не учел твои царские амбиции, и поэтому ты решил меня кинуть?! Ишь ты, сука! Барином захотел стать! Фамилию себе взял — «Шереметьев»! А чтобы быть барином, помимо фамилии, нужно ещё иметь кое-что в штанах! Вот так Евстрат-Кастрат! — Стоцкий ткнул пальцем в «лицо» голограммы.

— Давай, давай, Сергеич! Руби правду-матку! Только вот, как интересно получается! А где были твои представления о чести, когда ты брал свой процент от продажи этой дряни с Молчанова и с твоего когтистого дружка? И все у тебя были хорошими, и порядочными! Я вот помню: «Молчанов — порядочный офицер! Человек чести!» Человек чести, который совсем немножечко приторговывает наркотой! — Шереметьев развел руками.

— Ну не надо, не надо приписывать мне свои достижения! «Единорог» — не моя тема! Это вы там с Гришкой поставки в ЕС наладили и, как я слышал, достаточно успешно! Отмечу, что это серьезное достижение, особенно для «честного» и «цивилизованного» бизнесмена! — экс-президент с улыбкой посмотрел на Мансура.

— Ах, извини! У тебя была более старая версия «движка»! Как же она называлась? «Звёздный Юнга», по-моему. И вот ещё что! За Кайгородова я не в ответе! Это чмо меня самого обманывал на каждом шагу. — Шереметьев глубоко вдохнул и сжал кулаки.

— Даже так! Неужто разругались?! С таким честным, таким компетентным и как там ещё? А! Прозрачным! Чё вы там не поделили-то? Гриша у тебя так разошелся, что в Европе аж цены упали...

— Я не имею к торговле наркотиками никакого отношения! — Шереметьев наклонился вперед и пристально смотрел на Сергея Сергеевича.

— Вы подставили и кинули... меня, вместе с Кайгор... одовым! Я не спущу, запомните хорошенько... Шереметьев! — «Добрый» ударил ладонью по столешнице.

— А что, Николаич? Вопрос-то серьезный! — продолжил Стоцкий. Александр Николаевич потупил взгляд и сделал паузу.

— Слушай Сань, а что ты будешь делать после того, как Платошка провалится на выборах?! Сухари сушить?